Мать выгнала ее из дома. Зонтик Лена не подумала взять, и мелкие брызги оседали облачком на ее волосах, приятно щекотали лицо. Она стояла, задрав голову кверху и глядя в окно. В то самое окно, которое разрушило ее жизнь. В нем было темно, но Лене казалось, что занавески шевелятся – может, мама стоит там и смотрит на нее, жалеет, что выгнала? Лене хотелось так думать, хотелось выбросить из памяти искаженное злобой мамино лицо, хлесткие слова, которые были хуже удара, от которых становилось нечем дышать и скучивало внутренности в тугой узел.
— Я никогда тебя не прощу! — кричала мама.
Никогда…
Куда идти, она так и не решила. Можно к подруге Кате, можно к папе, в конце концов. Можно было и к Юрику, но у него мать – настоящая мегера, она Лену на порог не пустит.
Телефона у Лены не было. Мама разбила его, топтала с таким остервенением, словно это был мерзкий таракан или ядовитый тарантул. Раньше Лена и не задумывалась, насколько она зависима от этого самого телефона, а теперь вот не знала, куда поехать, ведь что подруги, что отца могло не оказаться дома.
Решила ехать к Кате – это и ближе, и объяснять ничего не надо. Это с Катей она болтала по телефону, когда все случилось. Она не станет задавать лишних вопросов, утешит, пообещает, что мама обязательно ее простит.
— Блин, Ленка, я не могу, – подруга стояла в дверях, не приглашая ее пройти внутрь. – Ко мне Костя вчера переехал, если я сейчас тебя пущу, он еще сбежит, чего доброго, а второй раз я его сюда не заманю.
Катя оглянулась, словно чтобы убедиться, что ее драгоценный Костя все еще сидит в зале и смотрит футбол – звук был выкручен на максимум, и крики комментатора заглушали виноватый Катин голос.
— Но мне же всего на одну ночь, – попыталась настоять на своем Лена, все еще не веря в то, что лучшая подруга ей отказывает.
Они дружили со школы. Вместе поступили в колледж на редактора, вместе его бросили – учиться оказалось скучно, выбирали по принципу ближе к дому, и чтобы взяли. Решили, что лучше пойдут работать, и будут готовиться к экзаменам, чтобы в следующем году попробовать поступить на что-нибудь поинтереснее: Катя мечтала быть модельером, а Лена лечить животных, только вот биология ей не особо давалась. Честно говоря, готовились они так себе, а работу так и не нашли – попробовали официантками, но это оказалось слишком утомительно, поэтому Катя раздавала листовки, а Лена помогала новой жене отца с ее интернет-магазином.
— Ну у меня комната одна, куда я тебя положу? К нам на кровать?
— Я на полу могу.
— Ну, еще чего. Слушай, у тебя же Юрка есть – иди к нему. И вообще – она не имела права тебя выгнать, это и твоя квартира тоже.
Лене хотелось закричать, что имела, что она жутко виновата, и Катя тоже, ведь это она ей позвонила. Но слова застряли в горле.
— Ладно, забей. Поеду к отцу.
Она развернулась, проигнорировав беспомощные попытки подруги извиниться, и пошла вниз по лестнице, думая о том, что мама была права – Катя дружит с ней только тогда, когда ей это удобно, так всегда было, а стоит возникнуть проблемам, и она сразу в кусты. Признаваться себе в этом было неприятно.
Дождь усилился, стал стекать по лицу длинными каплями, будто она плачет. Но Лена давно уже не плакала, с того самого дня ни разу – мама рыдала каждый день, отец и тот плакал, уткнувшись в плечо своей Наташи, а Лена не смогла выдавить из себя ни слезинки. Ей хотелось заплакать, но не получалось, слезы застревали где-то по пути от сердца к глазам и больно давили на грудь.
До папы ехать было далеко, но зато Лена знала, что там ее примут. Тетя Наташа была нормальной, она даже нравилась Лене, хотя та и увела отца из семьи. Иногда Лена даже думала, что мама сама виновата, что он ушел – ходила вечно вся неприбранная, корни не прокрашены, в халате этом дурацком… А у Наташи маникюр и педикюр, волосок к волоску, даже дома она выглядит так, словно только что после салона. И про детей не скажешь – у Наташи двое мелких сорванцов, она еще больше, чем мама занята, потому что у Наташи еще и бизнес, а мама только одну маленькую фирму ведет по бухгалтерии.
В троллейбусе она села на одиночное сидение – не хотелось никого видеть рядом, и всю дорогу ловила на себе косые взгляды недовольных тетушек, которые, видимо, считали, что она могла бы и уступить им место. Но Лена отвернулась и смотрела в окно на город, погружающийся в вечерний сумрак. От дождя он весь как-то потемнел и набух, казался чужим и незнакомым. На запотевшем окне Лена чертила самые разные буквы, избегая только двух — «я» и «н».
Папы дома не было, но была Наташа. Она пригласила Лену в гостиную, налила горячего чая, выслушала ее сбивчивый рассказ. А потом достала из кошелька деньги и произнесла:
— Вот, снимешь комнату в хостеле. Я скажу Паше, он поговорит с мамой. Ты же знаешь, у нее просто шок, придет в себя, и все будет хорошо.
Лена растерянно смотрела на купюры в руках Наташи.
— Я думала, несколько дней у вас перекантоваться, – промямлила она.
Наташа сморщила свой красивый носик.
— Прости, но ты уже совершеннолетняя, пора самой о себе заботиться. У нас тут не гостиница.
Чай допивать она не стала. И деньги не взяла. Снова хотелось заплакать, но никак не получалось. Пока она ехала на другой край города к Юрке, жалела, что телефон сломан – зашла бы и снесла все посты, которые она писала для магазина Наташи. Или клиентам ее гадостей каких-нибудь настрочила… И ничего она не красивая – на лошадь похожа, и что папа в ней нашел?
Надежды на то, что получится пожить у Юры, практически не было. Его мать просто ненавидела Лену.
Юра был старше ее на два года и учился на третьем курсе университета, подавал большие надежды и был лучшим на курсе, вроде даже как его обещали взять на стажировку в Великобританию в следующем году. Жили они вдвоем с мамой в крошечной однушке – отец ушел от них, когда Юра был совсем маленьким, мать работала в школе, и на свою зарплату расширить жилплощадь никак не могла. Так что вариант, что ее пустят, был нереальным, но хотя бы она пожалуется Юре, а он ее пожалеет.
Дверь открыла Надежда Олеговна. Лена поздоровалась и спросила, дома ли Юра.
— Еще в университете, наверное, в библиотеке засиделся.
Она смерила Лену оценивающим взглядом.
— Чего мокрая такая?
— Так дождь.
— А зонт взять не судьба?
— Не успела.
— Что значит, не успела? Губы ты накрасить, как я вижу, успела.
Она и правда их накрасила, только что, в подъезде – хотела понравиться Юре, впервые задумавшись о том, что там, в университете, наверное, куча привлекательных девиц.
— Меня мама из дома выгнала, – вырвалось у Лены.
Лоб Надежды Олеговны прорезала вертикальная морщина.
— В смысле?
— В прямом. Сказала, что не может меня видеть. Это же я… Из-за меня…
Она не смогла это выговорить. Но было и не нужно – Надежда Олеговна сама все знала, даже на похоронах была.
— Проходи, – сухо сказала она, отступив назад. – Тапочки обуй, а то у нас пол холодный.
Она провела Лену на кухню и заварила чай – не такой, как у Наташи, в прозрачном чайнике, где скрученные листья красиво раскрываются словно цветок, а обычный, из пакетика, в кружку с отбитым краем.
— Где жить будешь? – сурово поинтересовалась Надежда Олеговна. – У отца?
Лена поняла – вот он момент, чтобы спросить, можно ли пожить у них, но язык не поворачивался. Она помотала головой.
— Наташа меня тоже прогнала. Сказала, что у них не гостиница.
— А у нас, значит, гостиница, – догадалась Надежда Олеговна.
Лена опустила глаза, почувствовав, как у нее алеют щеки.
— Нет, – просипела она. – Я просто хотела с Юрой увидеться. У меня телефона же сейчас нет, а я…
Тут послышался щелчок замка, а потом веселый голос Юры:
— Мам, я дома!
Лена воспользовалась моментом и выскочила в коридор. Если сейчас и он отмахнется от нее, как от надоедливой мухи, то ей остается только на мост…
— Лена, — он улыбнулся, развел руки для объятий. – Как хорошо, что ты пришла!
Она не стала сразу ничего ему говорить – Надежда Олеговна повела их кормить, а Юрка делился новостями, рассказывая о каком-то гениальном преподавателе и о конкурсе студенческих работ.
Когда они съели и суп, и картошку с печенкой, Надежда Олеговна спросила:
— Ты телефон материн помнишь?
— Да, – растерянно ответила Лена и испугалась – она, что ли, собирается ей звонить и требовать, чтобы та забрала свою неудачницу дочь?
— Диктуй.
— Зачем? – с трудом выдавила Лена.
— Надо сказать, что ты у нас переночуешь. А то беспокоится, поди.
Она не знала, как это получилось. Но слезы внезапно хлынули из глаз, словно прорвали плотину. Они лились таким беспрерывным потоком, что не помогали ни испуганные слова утешения Юры, ни накапанная Надеждой Олеговной в стакан валерьянка. Ей нужно было выплакаться, хотя это и не помогало справиться с огромным чувством вины и болью, которая поселилась в ней в тот день, когда ее младший брат Ян выпал из окна, пока она болтала по телефону с подругой.
Надежда Олеговна поговорила с ее мамой. И мама даже позвала Лену к телефону. Она плакала и говорила, что не знает, как жить дальше. И Лена тоже плакала и просила прощение.
Они решили, что Лена немного поживет у Юры. Он заодно подтянет ее по биологии, раз уж она решила поступать на ветеринарный факультет. Из недр своего шкафа Надежда Олеговна выудила старенький кнопочный телефон.
— Завтра купишь симку и будешь на связи. Матери звони обязательно, ей сложно сейчас. И тебе сложно. Но все наладится, дочка, не переживай.
С этого дня Лена решила, что станет другой: не будет больше целыми днями смотреть видео и болтать с Катькой, будет и правда готовиться к поступлению. А еще устроиться на работу, настоящую, а Наташа пусть другого помощника себе ищет. Может, когда-нибудь мама сможет ее простить. Может, и она когда-нибудь сможет себя простить…
