Мать ему сразу сказала – найди лучше другую жену, которая сможет родить тебе своих детей, ну зачем тебе эти приемные, кто знает, какая там генетика! Денис маму любил, и жену свою любил, так что пришлось ему как-то лавировать меж двух огней – жене говорить, что мама со временем полюбит внучку, маме рассказывать, что есть куча историй, когда пара сначала усыновила ребенка, а потом у них родился свой. Кто же знал, что и правда так выйдет!
Усыновили они девочку – увидели ее фотографию и сразу поняли: это она! Глаза у нее были как у жены Насти, нос как у самого Дениса, будто специально кто-то для них эту девочку приготовил. Было ей три годика, и хотя они хотели ребенка помладше, решили взять ее.
Звали ее Олеся, и была она старательной и хозяйственной девочкой, с удовольствием помогала маме во всех домашних делах, проявляла интерес к готовке и шитью. В развитии отставала немного, но это нестрашно, они ее и такую любили.
— Чьи это глазки? Мамины! Чей это носик? Папин! Чьи это ушки?
— Мои! – отвечала их дочка на любимую семейную поговорку.
Денис старался сделать так, чтобы мама приняла девочку, но этого так и не случилось. Зато когда Настя через четыре года внезапно забеременела, мама обрадовалась:
— Ну, наконец-то, я бабушкой стану!
— Ты и так уже бабушка, – напомнил Денис, но мама только поджала губы.
Во внуке Михаиле она души не чаяла – засыпала его подарками, гуляла с ним часами, забирала к себе на выходные. Денису больно было видеть, как Олеся протягивает бабушке свои подарки – рисунки, сделанные в школе поделки, а та отмахивается от нее как от назойливой мухи. И Настя сколько раз ему говорила – нельзя так, зачем она Олесю обижает, ни разу ей подарка не принесла, а Мише пакетами носит. Денис соглашался, обещал поговорить с мамой, но разве с ней поговоришь… Он стал сам покупать для дочери подарки и говорил, что это от бабушки. Наверное, Настя догадывалась об этом, но Олеся была счастлива, а это главное.
Беда пришла оттуда, откуда не ждали. Настя сгорела за пять месяцев, еще полгода назад они планировали покупать дом, смотрели предложения от застройщиков, мечтали, и вот теперь он стоит у могилы и не может поверить, что ее больше нет. Тут нужно отдать должное маме – она переехала к нему и взяла на себя все домашние дела и детей, поддерживала его, как могла, утешала, говорила, тормошила… Это было сложное время, он жил будто в тумане, ничего не видел и не слышал, словно онемевший, неживой. Он даже не мог вспомнить, сколько времени прошло со дня смерти жены, дни слились в один бесконечный липкий гудрон, в котором он дергался, словно попавшая в ловушку муха.
Нет, он что-то делал – ходил на работу, читал детям книжку перед сном, закидывал в себя напрочь лишившуюся вкуса еду. Но зачем он все это делает – непонятно.
Однажды Миша подошел к нему, потянул за рукав и спросил:
— Папа, а можно мне тоже поехать в детский дом?
Денис вздрогнул, словно его отбросило назад, в те времена, когда у него была Настя, и они вместе искали ребенка.
— В детский дом? – не понял он. – О чем ты?
— Бабушка сказала, что Олеся вернется в детский дом. Она собрала сумку, а мне не разрешает. Можно я тоже поеду в детский дом?
Словно ледяной душ обрушился на Дениса, он даже вздрогнул и отряхнулся, пытаясь понять – ему это послышалось или правда? Но тут же понял – конечно, это правда! И кинулся в комнату дочери.
Она сидела за столом, бледная и прямая. И какая-то повзрослевшая – и когда он в последний раз по-настоящему на нее смотрел? Да и сын был какой-то другой, говорил так много, а ведь только-только появились первые слова. Сколько же времени прошло?
Рядом со столом стояла большая спортивная сумка.
— Что это? – глухим голосом спросил Денис.
Дочь посмотрела на него испуганно, будто видела в первый раз.
— Бабушка сказала, что ты вернешь меня в детский дом, иначе никто не согласится выйти за тебя замуж, и ты навсегда останешься несчастным.
Денис очень любил свою мать. Но сейчас ему захотелось наорать на нее, схватить за плечи и вытрясти из нее всю эту дурь.
Он присел на корточки и спросил у дочери:
— Чьи это глазки?
— Мамины, – ответила она, и ее глаза тут же наполнились слезами.
— Чей это носик? – ласково спросил он, коснувшись кончика ее носика.
— Папин, – проговорила она, вытирая с щек дорожки слез.
— А чьи это ушки?
Дочь бросилась ему на шею и разрыдалась, а он вместе с ней.
Миша, ничего не понимая, тоже громко забасил. Денис сгреб детей в охапку и сказал:
— Я никому вас не отдам! Никому, понимаете?
Через час, когда мать пришла из магазина, Денис сказал:
— Спасибо за помощь, но тебе пора вернуться к себе.
Мать обиделась, надула щеки.
— Да как ты один справишься? А кто за Мишенькой смотреть будет?
— В садик пойдет.
— Ага, чтобы болеть постоянно? Даже и не думай, никуда я не поеду!
Денис вздохнул и произнес:
— Мама, я тебя очень люблю. Но если ты еще раз обидишь мою дочь, я уеду с детьми в другой город, и ты никогда не увидишь ни меня, ни Мишу. Поняла?
Щеки у мамы обвисли, глаза наполнились слезами.
— Да что ты такое говоришь, сынок?
— Что слышала. Олеся – моя дочь, а ты ведешь себя так, словно она прокаженная какая-то! Или ты принимаешь ее наравне с Мишей, или наши пути расходятся.
Он не был уверен, что сможет исполнить свою угрозу – все же мама. Но смотрел серьезно, не давая слабины. Губы матери дрогнули.
— Прости, – тихо сказала она. – Я хотела как лучше. Ну она же чужая, Денис. Не твоя…
Он покачал головой, развернулся, чтобы уйти, но мать схватила его за руку.
— Ладно, ладно! Обещаю, не буду ее обижать. Только не забирай у меня Мишеньку!
— И подарки ей будешь дарить?
— Буду.
— И никакого детского дома?
— Обещаю!
Он вздохнул. Что же, нужно всем давать еще один шанс. И он будет надеяться, что на этот раз все наладится.
