Ася не верила в любовь. Она никогда не была популярна у мальчиков. С ней дружили – она была боевая и смелая: хоть в казаки-разбойники, хоть за яблоками в чужой сад… Но на свидания ее не звали, даже когда уже почти все девчонки из их дворовой компании перестали сверкать разбитыми коленями и переобулись в изящные туфельки, Ася все еще сидела на лавке с пацанами в стоптанных кедах и вороньим гнездом на голове – причесываться она не особо любила, а ее курчавые волосы не желали вести себя прилично.
Замуж Ася, тем делом, вышла – за однокурсника Леву Самойлова. Лева был грузным флегматичным юношей, которого Ася знала с детства – они жили в соседних квартирах и вместе играли в тех самых казаков-разбойников. Ее мама и сказала маме Левы, что на социально-культурной деятельности, куда поступила Ася, в этом году недобор, а Лева завалил все экзамены и одной ногой уже был в кирзовых сапогах. В общем, его пристроили к Асе в институт, где она писала за него все курсовые и делилась шпаргалками, и то ли в качестве благодарности, то ли по привычке, после выпуска он на ней женился.
Лева устроился работать продавцом бытовой техники, а Ася пошла работать по профессии в местный музей, и они зажили жизнью своих родителей: в семейном общежитии в ожидании, пока помрет одна из бабушек и оставит им свою квартиру.
С работой у Левы все было более или менее, да и вообще он был неплохим мужем – помогал Асе стирать белье, которое замачивали в большом желтом тазе, сам мог приготовить себе яичницу или жареную картошку, единственным его недостатком была любовь к традиционным русским напиткам, но так у кого ее нет… Пьяный он иногда принимался объяснять жене, что она должна радоваться, что Лева на ней женился, потому что фигура у нее так себе, а характер скверный. Ася не обижалась, отправляла его спать, а утром шла на работу. Так все и шло, пока она не забеременела и не родила сына Егора.
Егор родился раньше срока и с какими-то нарушениями. Местные врачи делали большие глаза и намекали на то, что можно отказаться от ребенка и родить себе нового. Ася, бешено вращая глазами, обругала всю их братию и поехала к профессору в Москву. Тот посмотрел Егора, сказал, что все исправимо, и на восемь месяцев Ася застряла с сыном в столице.
Когда она вернулась, оказалось, что Лева нашел себе другую – более фигуристую и мягкую женщину. Ася не стала делать из этого трагедии – трагедий она достаточно насмотрелась в больницах – и просто подала на развод. Ей было не до Левы – сына надо было на ноги поднимать: после нескольких операции требовался длительный период активной реабилитации. Вернулась к родителям, и те приняли ее с радостью – отец к тому времени стал сдавать и решил пойти, наконец, на пенсию, что позволило Асе вернуться на работу, так как было теперь с кем оставить Егора.
Свою работу она любила. Да, платили немного, но ее душа была отдана искусству, больше для нее значили разве что сын и родители. Пока сын плавал в бассейне с инструктором, которого, к счастью, оплачивал Лева, Ася читала сборники хокку или просматривала альбомы Эрмитажа. Она мечтала, что однажды переедет в Москву или Северную столицу, где сможет найти работу получше и каждый день любоваться шедеврами и ходить на поэтические вечера. Поэзию она полюбила, пока лежала с сыном в больнице – сначала пыталась занять голову легкими детективами, но быстро устала от них, а вот стихи – это да, они и правда успокаивали, незаметно залечивая раны на ее сердце.
В тот день она, как обычно, проводила экскурсию по музею и сразу заметила в группе этого японца. Ася недоумевала: что он потерял в их городке? Еще и слушает так внимательно, он что – русский знает?
Оказалось, что знает. После экскурсии японец подошел к ней и заикаясь произнес:
— Простите, я просто хотел выразить вам свое почтение – вы так чудесно рассказывали про Тургенева! Это мой любимый писатель, я специально приехал сюда. Скажите, а ваша мама, видно, тоже любит Тургенева?
Ася сначала даже не поняла, что он имеет в виду, только спустя пару минут, на протяжении которых японец застыл в вежливом ожидании, она догадалась – имя!
— Да-да, конечно, – решила не углубляться в свою историю она.
На самом деле в классе было две Насти, и чтобы не путать ее стали звать Ася – так и повелось.
— Вы потрясающая женщина, – сообщил ей японец. – Могу я предложить вас на ужин?
Ася представила, как ее садят на блюдо, обкладывают яблоками и запекают в печи… Это уже из Сорокина, и имя-то у нее подходящее. Она не удержалась и прыснула, а бедный японец ничего не понял, и пришлось ему объяснять, что он сказал неправильно и что все это значит, а заодно и про Сорокина, и про имя… В общем, еще и ужинать не пошли, а связь уже наладилась – Асе было приятно, как он внимательно ее слушает, а японец, похоже, был без ума от ее смеха.
Когда через неделю он уехал, Ася даже всплакнула. Но она прекрасно понимала – где она, и где он. Звали его, кстати, Масаки, и он обещал ей писать электронные письма на адрес музея. Ася не верила в эти обещания, но он и правда написал. А через три месяца приехал опять – теперь уже просить ее руки. Подруга Аси смеялась – да вы же даже не поцеловались ни разу, о какой свадьбе может идти речь? Но Ася отмахивалась – это успеется, главное, чтобы человек был хороший.
Родителям Масаки не нравился – они не хотели, чтобы Ася уезжала в далекую Японию и увозила их любимого внука.
— Как ты будешь там жить? – вопрошали они. – Ты же не знаешь языка?
— Выучу, – отвечала Ася.
— Выучит она! – восклицала мама. – Да ты английский даже не смогла, какой тебе японский!
— Мама, там такая медицина – Егору это очень надо.
Та вздыхала.
— Ася, ты его хоть любишь?
Любишь… Да какая разница кто кого любит – Ася не очень-то знала, что такое любовь. В любовь она не верила. А вот японский – это да, надо же будет как-то с врачами разговаривать. И пошла Ася на уроки японского, пока Масаки занимался всякой бюрократией – не так-то легко выйти замуж на иностранца.
Уроки вел совсем молодой парень Олег – лет двадцать пять ему, не больше, но уже успел два года пожить в Японии и делился со учениками историями из своей японской жизни. Рассказывал он хорошо, Ася заслушивалась, и к каждому уроку готовилась тщательно, усердно выписывая в специальной тетради бесконечные иероглифы.
Как-то Олег ей сказал:
— А я вас видел – вы в музее работаете, да? Это вам для работы язык нужен?
И неожиданно для себя Ася все ему рассказала – и про Егора, которого хоть и поставили на ноги, все равно он не такой, как все, и она боится, что в школе над ним будут смеяться, и про мужа, который успел настрогать еще двух сыновей и помогает постольку-поскольку, и про тесную родительскую квартирку и такого доброго Масаки…
Конец разговора застал их в японском ресторане, в котором они распивали саке и после которого как-то незаметно очутились в квартире Олега, у которого оказалась целая коллекция японского хокку – как она могла не посмотреть? Проснувшись с ним рядом утром, Ася ужаснулась – такого с ней еще никогда не бывало…
Она быстро собрала вещи и убежала, пока он еще спал, силясь вспомнить, предупредила ли мать и сына о своем отсутствии – вдруг они уже всю полицию на уши уже поставили?
Маму она предупредила – позвонила из бара, как оказалось, а остальное та сама додумала. Ася боялась, что мама будет ругаться, но та даже бровью не повела.
На следующий урок она не пришла, и Олег притащился в музей выяснять отношения. Они долго ругались в музее, потом в кафе за углом, а потом у него в квартире, ну и…
Ася влюбилась. Первый раз в жизни по-настоящему влюбилась, но абсолютно не знала, что ей делать с этой любовью: в Японии ее ждет Масаки, у нее ребенок с особыми потребностями, да еще Олег и младше ее на восемь лет! Нет, нужно как-то прекращать эти встречи и браться за ум.
Может, все бы и обошлось, но Олег тоже влюбился, да так, что не пугал его ни возраст, ни Егор, с которым он успел познакомиться, ни состоятельный Масаки, который вот-вот должен прилететь за своей невестой. Сколько было пролито слез, сколько бурных ссор и не менее бурных примирений! Но, в конце концов, Ася решила – она должна думать о сыне, а ему будет лучше в Японии. И она порвала с Олегом, уволившись из музея – все равно Масаки прилетает через неделю – и засела дома, велев матери говорить Олегу, что ее нет.
В день прилета жениха Ася пошла в парикмахерскую – со всеми этими любовными разборками она совсем себя запустила, негоже так встречать Масаки. Ей сделали стрижку и укладку, потом она зашла в магазин и купила торт. Поглядывала на часы – наверное, он уже приехал, но ничего, мама его встретит.
Мама и встретила. Как потом она рассказала – с порога заявила Масаки, что Ася нашла себе нового мужа и не может выйти за него замуж. Масаки, конечно, не поверил, подумал, что это такой юмор, но мама умела убеждать, когда этого хотела.
Все это она рассказала потом. А сначала Ася вернулась и не поняла – где Масаки, почему его еще нет? Может, рейс задержали? Мама же ее успокаивала – тянула время, чтобы Масаки успел купить обратный билет и сесть на самолет. В общем, когда мама во всем призналась, Ася не знала, плакать ей или смеяться.
— И что мне теперь делать-то?
Мама улыбнулась и сказала:
— Иди-ка ты на уроки японского – я думаю, сейчас самое время.
И Ася пошла: посмотрела на часы — как раз скоро занятие начнется. Полюбовалась на свою прическу, хотела взять с собой торт, но в итоге оставила его маме.
— Боюсь, торт нам сегодня не пригодиться, — вздохнула она.
И была права.
