Когда жена выгнала его из дома, Игорь подумал, что у него началась лучшая часть жизни.
Когда-то давно, в молодости, он любил ее — высокую и худую Галю, с добрым круглым лицом и мягкими руками. Но потом, со временем, любовь куда-то делась. Так бывает со снегом — сначала его так много, что сложно поверить в то, что однажды он растает, но вот май, и остаются только дряблые серые кучки в тени таких же серых домов.
Сначала жизнь и правда заиграла новыми красками — он мог делать что хочет, ходить куда хочет, пить сколько хочет. Но потом мир как-то съежился до размеров крошечной комнаты, которую он снимал, местной пивнушки с такими же выпивохами и старой мастерской, где он делал ключи и ставил набойки. Хозяин не замечал его опозданий и перегара — какая разница, главное бывает на месте и ладно. А потом хозяин умер, а его сын уволил Игоря, даже слушать ничего не стал — нанял какого-то гастарбайтера, который на работу не опаздывал, держал мастерскую в порядке и не жаловался на отсутствие выходных.
Жить Игорю было не на что. Он помыкался туда-сюда, а потом его прибрал к рукам местный «барон» — поставил его на угол милостыню просить, выдав черные очки и палку.
— Ты будешь у нас слепым, — велел он.
К тому времени Игорь и правда плохо видел – ходил в очках с треснутым стеклом и сломанной дужкой, так что изображать слепого было несложно. Денег хватало и на комнату, и на какую-никакую еду, да и в пивнушку было на что зайти. Там его так и прозвали – слепой.
Однажды, когда он по обыкновению сидел на своем месте, над ним раздался смутно знакомый голос.
— Игорь? Ты, что ли?
Он вскинул голову и сквозь дымку темных очков рассмотрел бывшую соседку Люду.
— Не узнаешь? Это я, Людка Рожкова… Как же это так, Игорек? Допился? Говорили тебе… Вот ведь горе какое…
Она принялась рыться в своей котомке, звенеть мелочью.
— Спасибо, Люд, – сказал Игорь и вдруг подумал – а она ведь жене расскажет. Ну и ладно, какая ему разница! А вот дочке…
— Тебе, может, надо чего? Одежды или обуви? Ты скажи, я принесу, у меня же три оболтуса, такие вымахали, не поверишь…
— Спасибо, не нужно ничего. Ты только это, Лизе не говори ничего? А то расстроится она…
Лиза отца любила крепко, и когда он уходил, вцепилась в него мертвой хваткой и не хотела отпускать. Игорь дочь тоже любил, но решил, что ей лучше будет без него, незачем такой пример перед глазами, пусть как мать будет.
Людка приходила потом еще несколько раз: и правда принесла ему обувь и хорошую куртку. Ему было немного стыдно перед соседкой, но что делать – признаваться, что он видит, тоже было стыдно.
А потом он и правда ослеп. Случилось это постепенно, и Игорь не заметил как – видел без очков плохо, в темных и того хуже, дни были пасмурные, поди разбери, видишь ты или нет. Пил он все больше, думал все меньше и однажды проснулся в полном тумане, врезался в дверь и набил себе огромную шишку.
Ну что же – эти перемены Игорь воспринял философски. Правда, жизнь теперь еще больше сузилась – от комнаты до того угла, на который его отводили надсмотрщики «барона». Пойло они ему вечером поставляли, так что больше у Игоря никого и не осталось. Он научился ходить с палкой – кое-какие силуэты он все еще видел. Но что будет потом? Странная мысль закралась ему в душу – может, вернуться к Гале? Она добрая, пожалеет его, простит… Столько лет, прошло, конечно, но…
Решил сначала на разведку сходить – к Людке, она ему сказала, что до сих пор в том же киоске работает. Он подготовился – помылся, чистое белье надел, причесался даже. Добрался на автобусе еле-еле, хорошо, добрые люди еще есть на свете – помогли ему, посадили и остановку сказали.
— Галка-то? Да хорошо она живет, у нее же мужик новый. Да давно, лет пять как… Они в санатории познакомились, он вдовец – приличный мужчина, я скажу.
Надежда Игоря на прощение и теплую квартиру была потеряна. Ну а чего он, собственно, ждал?
Пришлось тащиться обратно – знакомый ему раньше район застроили, дороги были непривычные, то и дело сигналили машины. Он нес свое тело как мешок с ненужными теперь костями, и впервые за долгое время глаза его повлажнели от жалости к себе.
Бок стукнуло, руку развернуло и понесло куда-то, увлекая тело вниз, очки захрустели под колесами, палка взвилась вверх и больно ударила его по уху. Мир перестал существовать. В руке было тепло и колюче, пахло железом. Кругом возмущались люди, кто-то тормошил его, пытался поднять.
— Да что же твориться! – кричала какая-то женщина. – Уехал, вы посмотрите, даже не остановился! Номер кто-нибудь запомнил?
Вскоре тот же голос послышался ближе.
— Держитесь за меня. Вот так. Кто-нибудь, помогите зафиксировать руку и вызывайте скорую!
Кругом все громыхало и кружилось, тьма наползала на Игоря, но он пытался бороться.
— Слушайте меня, – продолжал голос. – Не бойтесь, с вами все будет хорошо, но рука, похоже, сломана. Сейчас приедет врач, а пока…
Тут голос осекся, словно сломался – резко и с каким-то икающим звуком. Игорь пытался держаться вертикально, смутно различая чьи-то силуэты.
— Папа?
От этого слова он задрожал всем телом, руки стали ледяные, сердце занемело.
— Папа, это ты?
Он не узнавал этот голос. Да и мог ли – ведь она тогда была совсем ребенком…
— Лиза? – неуверенно спросил он.
Тело с ненужными теперь костями вдруг очутилось в чьих-то теплых объятьях – Игорь почувствовал запах духов, шампуня – давно забытые для него запахи. На щеке стало влажно, и он не мог понять, чьи это слезы – ее или его…
— Не плач, я вижу тебя, доченька, — пытался успокоить он не то ее, не то себя.
Гудели автомобили, вдали слышалась сирена скорой помощи. Так началась последняя глава его жизни. Самая лучшая.
